Раньше мы с вами рассуждали о гуманитариях как о специфической подгруппе ученых, чьи суждения не верифицируются, и чьей целью (по крайней мере основной) не является практическая польза обществу.
В этой связи хочу поделиться с несведущими важной особенностью заполнения всяких заявок на гранты и введений к диссертациям, где надо перечислать цель-задачи-предмет-объект-актуальность-практическую значимость-научную новизну.
Неофиты думают, что актуальность – это про то, что их исследование позволит решить проблему, которая сейчас актуальна. Это грубая ошибка. На самом деле актуальность – это про то, что в каждый момент времени в каждой науке есть несколько основных вопросов, которые все обсуждают (Например «Есть ли жизнь после смерти?» или «Должен ли музей быть нарративным?»). И актуальность исследования – это про то, что вопрос, который в нём ставится – из списка актуальных в настоящее время вопросов.
Но сегодняшний пост не о гуманитариях, а о всех тех ученых, которые вроде бы практически ориентированы, и вроде бы не должны столь извращённо трактовать понятие актуальности. Об экономистах, технарях, климатологах, всех тех, кто вроде бы работает на благо общества.
В моём идеальном мире эти люди вроде как должны находить новые решения актуальных проблем, а потом подсказывать эти решения людям, в чьей компетенции эти проблемы находятся. Чиновникам.
И пришло, наконец, время поведать миру о том, как же идёт взаимодействие тех самых прикладных учёных с чиновниками, как их идеи (не)реализуются на благо человечества.
Зарисовка первая.
Некоторое время назад к нам на работу взяли молодого способного парня. Когда ему давали задание, он с энтузиазмом брался применять "научный подход» - шёл искать литературу по вопросу, строил матмодели, писал запросы на предоставление данных… Подходишь через неделю – нет, говорит, я вашу проблему не решил, мне надо ещё почитать книг. Подходишь через две – говорит, что ещё не все книги прочёл. Через месяц – что задача очень сложная, и для того, чтобы построить корректную модель, надо полгода, 100500 данных и заботать R. Парня уволили с формулировкой «здесь нам не научный институт».
Запоминаем: с точки зрения чиновников научный институт – это место, где люди плюют на дедлайны, а реальность воспринимают лишь как интересный частный случай, который стоит поизучать. Бесконечно долго.
Зарисовка вторая.
Сидим на совещании у замминистра. На нас ругаются, что предлагаем штуку, которую ещё нигде не строили, критики возражают, что может её и не удастся построить. Мы говорим, что есть технический проект, и должно получиться. Критики давят, что можем не учесть каких-то реальных условий. Замминистра взывает к нашему разуму: «У вас там не НИИ, у нас тут – тем более».
Запоминаем: НИИ – это люди, которые предлагают практически неприменимые решения, так как либо не знают конкретных условий, либо игнорируют их.
Зарисовка третья.
Сидим у замминистра (другого). Нас ругают, что предлагаемая нами методика слишком сложная, считать по ней долго, половины требуемой информации не найти.
Замминистра: «Отойдите от онаучивания!»
Наш начальник (защищаясь): «Мы вообще не про науку!»
Замминистра (недоверчиво): «Наука так и прёт из вас!»
Запоминаем: наука предлагает сложные трудоёмкие решения, нимало не заботясь о том, кто и как будет их реализовывать. Т.е. опять-таки научный продукт – это сотни листов тягомотины, которые невозможно использовать в работе. Научный продукт – бесполезный продукт.
Казалось бы – вот она, картина. Злые чиновники не понимают роли Науки, которая Стоит На Высоком Холме И Сияет. Но давайте посмотрим на другую сторону. Есть хорошая поговорка, что стена гетто строится с двух сторон.
Зарисовка четвертая.
Большая конференция в транспортном вузе. Выступают заслуженные профессора. Всем профессорам под восемьдесят. Они по очереди выходят на сцену, встают за кафедру, сдвигают брежневские брови, и, грозно окинув зал, громовым голосом вопрошают: «Доколе!?» Доколе мы будем терпеть пиндосов, бороздящих наш Севморпуть! Доколе правительство будет бездействовать, глядя как разрушаются порты? Доколе у нас будет отставание по скоростным поездам? Судам на воздушных подушках? Hyperloop’у? Я сижу в зале и с немым удивлением гляжу на сцену. Там распинаются люди, которые явно не понимают, чем научный доклад отличается от митинга КПРФ. Их понимание проблем и решений остается на уровне «сейчас не делаем, а делать надо». Почему не делаем, почему надо, как сделать, чтобы начали делать – эти вопросы для них слишком мелки. В зале сидят их давние друзья, они согласно кивают, а потом сами поднимаются за кафедру. Очень удобно митинговать в закрытом актовом зале перед старыми единомышленниками.
Несколько раз в подобных ситуациях я предлагал собравшимся рассматривать тот факт, что их идеи не принимают (если они вообще выходят со своими идеями за пределы своего мирка) как отдельный научный кейс. И изучать его с применением всего арсенала методов исследования. Воспринимать отказ не эмоционально («Ах, меня, такого хорошего, не выслушали!») а рационально, разобраться, почему именно взаимодействия не получилось.
Меня просто не понимали.
Люди искренне считают, что их миссия – указывать на проблему, а после того, как они послали «куда-то» докладную записку, они умывают руки. Типа дальше – не их сфера ответственности.
Запоминаем: многие ученые прекрасно научились подменять научные сообщения агитацией за всё хорошее. И считают, что если их не слушают – это проблемы тех, кто не слушает. Очень комфортная позиция. Чесаться не надо, и сам в своих глазах выглядишь такой весь в белом.
Но это всё, так сказать, взгляд со стороны. А как же выглядит живое, реальное взаимодействие власти и учёных?
Зарисовка пятая.
Сидим у начальницы департамента в одном из министерств. У нее есть простая задача – составить план действий по решению определенной проблемы. Начальница вполне сознает, что не знает, как решать эту проблему. Поэтому честно зовёт на совещание отраслевых специалистов. Рассказывает им о проблеме, рассказывает, что сейчас составляются документ, в котором можно дать поручения всем профильным ведомствам, чтобы каждое из них в своей сфере поменяло всё, что мешает жить и не даёт развиваться. И задаёт простой вопрос: «Что писать в план?»
Первый докладчик: «Понимаете, система устроена следующим образом: есть огромный космос, в нём есть множество звёзд, которые когда-то были пылевыми облаками, одной из звёзд является наше солнце. Вокруг солнца по эллиптическим орбитам кружатся планеты, а также множество комет, астероидов и прочих небесных тел. Это всё называется Солнечной системой».
Начальница департамента: «Хорошо. Что писать в план?»
Докладчик: «Нет, подождите. Одной из планет является наша Земля. Земля имеет естественный спутник – Луну, которая своим движением вызывает приливы и отливы».
Начальница: «Понимаю. Но скажите, пожалуйста, что нужно написать в план, чтобы наша проблема решилась?»
Докладчик: «Подождите. Я как раз подхожу к сути. Приливы и отливы больше в окраинных морях, меньше во внутренних. Их периодичность, как было отмечено, привязана к лунному циклу».
Начальница: «Что. Писать. В план?! Что. Писать. В. План! Просто скажите, что надо поменять в законодательстве, и кто за это ответственный, мы напишем соответствующий пункт в плане!»
Докладчик: «Понимаете, проблема делится на три составляющих: первая связана с перигеем, вторая – с пятнами на солнце, третья – с черными козлами. Я сейчас поясню…»
Начальница: «ААА!»
Я часто, наблюдая за подобным диалогом «слепого с глухим», думал о себе и своих коллегах как о переводчиках. Переводчиках с научного языка на бюрократический. Ситуация, когда чиновник честно хочет решить проблему, адекватно понимает свою некомпетентность, зовёт ученых и просит совета – такая ситуация возникает довольно часто. В министерствах по большей части работают не черти и не вредители. Как правило, после этого вместо ответа на свой вопрос чиновник получает лекцию о том, как устроен мир. Вялые попытки объяснить, что у него нет времени становиться экспертом в этой области, что он как раз позвал экспертов, чтобы те не учили его, а сказали, как поступить, властно пресекаются хорошо поставленным преподавательским голосом. Обычно после этого учёных выгоняют, а зовут консультантов, которые хреново разбираются в предмете, но понимают слова «просто скажите, что написать».
Если позвали нескольких ученых, они с удовольствием начинают дискуссию друг с другом, обсуждая достоинства или недостатки того или иного показателя, особенности расчёта, интерпретацию результатов и прочие интересные вещи, напрочь забывая о теме собрания и причине, по которой их туда позвали.
До сих пор я рассказывал вам о проблемах взаимодействия. Вы можете возразить, что «не везло», или стороны не были заинтересованы друг в друге, или не хватило времени чтобы понять язык друг друга.
Судьба дала мне возможность наблюдать глубоко погруженного в проблему практика. Он со своим коллективом стоит где-то на грани между ученым миром и миром консультантов: собирает и обрабатывает большие массивы данных, стоит зависимости, пишет свой софт, делает обоснованные экономические выкладки, считает эффекты, при этом может их представить и жаждет их внедрить. Более того, этот человек как-то сам проник в министерство, предложил свои услуги и активно включился в мыслительный процесс.
Совещание. Чел говорит: «Мы в нашем центре занимаемся этими вопросами уже несколько лет, у нас такие-то и такие-то подходы, мы их опробовали на кошках, они отлично работают».
Министерство кивает на нас и говорит: «Вот вы, возьмите его подход и посчитайте».
Дальше 2 недели без сна.
Собираем совещание, говорим: не считается. Где-то данных нет, где-то просто нерелевантно. Надо пушистость шерсти измерять, а у нас и кошки, и рыбки. Рыбки без шерсти – с кошками не получается сравнить.
Чел говорит: ну да, на рыбках мы не пробовали. Но у меня есть идея (рисует идею на бумажке).
Министерство говорит: хорошо. Кивает на нас: «Отработайте».
2 недели без выходных. Приходим, говорим: не работает.
Министерство говорит: у нас бюджетный процесс, нам через месяц надо дать результат. Спрашивает чела: вы своих кошек сколько считали?
Чел: 3 года.
Министерство: нам через месяц надо хоть что-то. Можно какую-то лайт-версию, что-то частично посчитать?
Чел: Нет. Ничего за месяц сделать нельзя. Я думал, что у нас ещё полгода в запасе, и 100500 обезьян для отработки моих идей.
Министерство: нам надо через месяц. Нам бюджет сдавать.
Немая сцена.
Робко вылезаем мы: «Эээ… Знаете, мы еще месяц назад предложили, что можно сделать…»
Министерство: сделайте что-нибудь и доложите.
Т.е. если ученый (ну почти ученый, онаученный консультант, так скажем) практически ориентирован, молод, инциативен и глубоко в своей теме, то, как оказалось, этот вариант ещё хуже деда «доколе» и препода «я вам устрою лекцию как устроен мир».
Потому что у него есть вера в свои идеи, у него есть какие-то результаты, он первый раз доходит до стадии, когда его результаты реально можно применить, и применять их заставляют не его, а сотрудников министерства или подведомственных учреждений. И вся косяки падают на них (т.е. на нас). И у человека нет никакого представления о бюджетном процессе, обо всей внутренней чиновничьей кухне, он честно не понимает, почему когда можно сделать хорошо и долго, от него требуют сделать плохо и быстро? На дедлайны ему пофиг, потому что это _наши_ дедлайны.
Нам остаётся только завидовать, что он работал над своими кошками 3 года, и пытаться объяснить, что у рыбок всё по другому, и на рыбок трех лет ни у кого нет.
Мне казалось плохой ситуация, когда ученый что-то предлагает, его посылают, и он умывает руки, считая что на этом его сфера ответственности кончилась.
Оказалось, что инициативный ученый, способный очаровать руководство – хуже. Потому что вместо изучения, что в его модели не так, он предлагает ее раз за разом с минимальными переделками в стиле «ща на коленке нарисую новую схему».
Мораль истории видимо в том, что между научным сообществом и властями должно быть промежуточное звено: переводчики, медиаторы, какие-то люди, способные понимать и тех, и других. Я читал, что в «предпринимательских» университетах типа массачусетского технологического есть специальные должности для таких людей. Причем роль этих людей должна быть не подчиненная (нам тут накидали идей, отработайте-ка), а руководящая, по крайней мере на уровне конкретного проекта.
Мы стихийным образом заняли это место и стараемся «сводить» идеи отраслевиков и ограничения чиновников. Но с учетом сложившихся взаимоотношений («Да они бесполезные!» àß «Да они вредители!») и того, что проблема посредника (переводчика, медиатора), кажется, вообще не отрефлексирована в структурах исполнительной власти, одних только наших сил явно не хватит.
В этой связи хочу поделиться с несведущими важной особенностью заполнения всяких заявок на гранты и введений к диссертациям, где надо перечислать цель-задачи-предмет-объект-актуальность-практическую значимость-научную новизну.
Неофиты думают, что актуальность – это про то, что их исследование позволит решить проблему, которая сейчас актуальна. Это грубая ошибка. На самом деле актуальность – это про то, что в каждый момент времени в каждой науке есть несколько основных вопросов, которые все обсуждают (Например «Есть ли жизнь после смерти?» или «Должен ли музей быть нарративным?»). И актуальность исследования – это про то, что вопрос, который в нём ставится – из списка актуальных в настоящее время вопросов.
Но сегодняшний пост не о гуманитариях, а о всех тех ученых, которые вроде бы практически ориентированы, и вроде бы не должны столь извращённо трактовать понятие актуальности. Об экономистах, технарях, климатологах, всех тех, кто вроде бы работает на благо общества.
В моём идеальном мире эти люди вроде как должны находить новые решения актуальных проблем, а потом подсказывать эти решения людям, в чьей компетенции эти проблемы находятся. Чиновникам.
И пришло, наконец, время поведать миру о том, как же идёт взаимодействие тех самых прикладных учёных с чиновниками, как их идеи (не)реализуются на благо человечества.
Зарисовка первая.
Некоторое время назад к нам на работу взяли молодого способного парня. Когда ему давали задание, он с энтузиазмом брался применять "научный подход» - шёл искать литературу по вопросу, строил матмодели, писал запросы на предоставление данных… Подходишь через неделю – нет, говорит, я вашу проблему не решил, мне надо ещё почитать книг. Подходишь через две – говорит, что ещё не все книги прочёл. Через месяц – что задача очень сложная, и для того, чтобы построить корректную модель, надо полгода, 100500 данных и заботать R. Парня уволили с формулировкой «здесь нам не научный институт».
Запоминаем: с точки зрения чиновников научный институт – это место, где люди плюют на дедлайны, а реальность воспринимают лишь как интересный частный случай, который стоит поизучать. Бесконечно долго.
Зарисовка вторая.
Сидим на совещании у замминистра. На нас ругаются, что предлагаем штуку, которую ещё нигде не строили, критики возражают, что может её и не удастся построить. Мы говорим, что есть технический проект, и должно получиться. Критики давят, что можем не учесть каких-то реальных условий. Замминистра взывает к нашему разуму: «У вас там не НИИ, у нас тут – тем более».
Запоминаем: НИИ – это люди, которые предлагают практически неприменимые решения, так как либо не знают конкретных условий, либо игнорируют их.
Зарисовка третья.
Сидим у замминистра (другого). Нас ругают, что предлагаемая нами методика слишком сложная, считать по ней долго, половины требуемой информации не найти.
Замминистра: «Отойдите от онаучивания!»
Наш начальник (защищаясь): «Мы вообще не про науку!»
Замминистра (недоверчиво): «Наука так и прёт из вас!»
Запоминаем: наука предлагает сложные трудоёмкие решения, нимало не заботясь о том, кто и как будет их реализовывать. Т.е. опять-таки научный продукт – это сотни листов тягомотины, которые невозможно использовать в работе. Научный продукт – бесполезный продукт.
Казалось бы – вот она, картина. Злые чиновники не понимают роли Науки, которая Стоит На Высоком Холме И Сияет. Но давайте посмотрим на другую сторону. Есть хорошая поговорка, что стена гетто строится с двух сторон.
Зарисовка четвертая.
Большая конференция в транспортном вузе. Выступают заслуженные профессора. Всем профессорам под восемьдесят. Они по очереди выходят на сцену, встают за кафедру, сдвигают брежневские брови, и, грозно окинув зал, громовым голосом вопрошают: «Доколе!?» Доколе мы будем терпеть пиндосов, бороздящих наш Севморпуть! Доколе правительство будет бездействовать, глядя как разрушаются порты? Доколе у нас будет отставание по скоростным поездам? Судам на воздушных подушках? Hyperloop’у? Я сижу в зале и с немым удивлением гляжу на сцену. Там распинаются люди, которые явно не понимают, чем научный доклад отличается от митинга КПРФ. Их понимание проблем и решений остается на уровне «сейчас не делаем, а делать надо». Почему не делаем, почему надо, как сделать, чтобы начали делать – эти вопросы для них слишком мелки. В зале сидят их давние друзья, они согласно кивают, а потом сами поднимаются за кафедру. Очень удобно митинговать в закрытом актовом зале перед старыми единомышленниками.
Несколько раз в подобных ситуациях я предлагал собравшимся рассматривать тот факт, что их идеи не принимают (если они вообще выходят со своими идеями за пределы своего мирка) как отдельный научный кейс. И изучать его с применением всего арсенала методов исследования. Воспринимать отказ не эмоционально («Ах, меня, такого хорошего, не выслушали!») а рационально, разобраться, почему именно взаимодействия не получилось.
Меня просто не понимали.
Люди искренне считают, что их миссия – указывать на проблему, а после того, как они послали «куда-то» докладную записку, они умывают руки. Типа дальше – не их сфера ответственности.
Запоминаем: многие ученые прекрасно научились подменять научные сообщения агитацией за всё хорошее. И считают, что если их не слушают – это проблемы тех, кто не слушает. Очень комфортная позиция. Чесаться не надо, и сам в своих глазах выглядишь такой весь в белом.
Но это всё, так сказать, взгляд со стороны. А как же выглядит живое, реальное взаимодействие власти и учёных?
Зарисовка пятая.
Сидим у начальницы департамента в одном из министерств. У нее есть простая задача – составить план действий по решению определенной проблемы. Начальница вполне сознает, что не знает, как решать эту проблему. Поэтому честно зовёт на совещание отраслевых специалистов. Рассказывает им о проблеме, рассказывает, что сейчас составляются документ, в котором можно дать поручения всем профильным ведомствам, чтобы каждое из них в своей сфере поменяло всё, что мешает жить и не даёт развиваться. И задаёт простой вопрос: «Что писать в план?»
Первый докладчик: «Понимаете, система устроена следующим образом: есть огромный космос, в нём есть множество звёзд, которые когда-то были пылевыми облаками, одной из звёзд является наше солнце. Вокруг солнца по эллиптическим орбитам кружатся планеты, а также множество комет, астероидов и прочих небесных тел. Это всё называется Солнечной системой».
Начальница департамента: «Хорошо. Что писать в план?»
Докладчик: «Нет, подождите. Одной из планет является наша Земля. Земля имеет естественный спутник – Луну, которая своим движением вызывает приливы и отливы».
Начальница: «Понимаю. Но скажите, пожалуйста, что нужно написать в план, чтобы наша проблема решилась?»
Докладчик: «Подождите. Я как раз подхожу к сути. Приливы и отливы больше в окраинных морях, меньше во внутренних. Их периодичность, как было отмечено, привязана к лунному циклу».
Начальница: «Что. Писать. В план?! Что. Писать. В. План! Просто скажите, что надо поменять в законодательстве, и кто за это ответственный, мы напишем соответствующий пункт в плане!»
Докладчик: «Понимаете, проблема делится на три составляющих: первая связана с перигеем, вторая – с пятнами на солнце, третья – с черными козлами. Я сейчас поясню…»
Начальница: «ААА!»
Я часто, наблюдая за подобным диалогом «слепого с глухим», думал о себе и своих коллегах как о переводчиках. Переводчиках с научного языка на бюрократический. Ситуация, когда чиновник честно хочет решить проблему, адекватно понимает свою некомпетентность, зовёт ученых и просит совета – такая ситуация возникает довольно часто. В министерствах по большей части работают не черти и не вредители. Как правило, после этого вместо ответа на свой вопрос чиновник получает лекцию о том, как устроен мир. Вялые попытки объяснить, что у него нет времени становиться экспертом в этой области, что он как раз позвал экспертов, чтобы те не учили его, а сказали, как поступить, властно пресекаются хорошо поставленным преподавательским голосом. Обычно после этого учёных выгоняют, а зовут консультантов, которые хреново разбираются в предмете, но понимают слова «просто скажите, что написать».
Если позвали нескольких ученых, они с удовольствием начинают дискуссию друг с другом, обсуждая достоинства или недостатки того или иного показателя, особенности расчёта, интерпретацию результатов и прочие интересные вещи, напрочь забывая о теме собрания и причине, по которой их туда позвали.
До сих пор я рассказывал вам о проблемах взаимодействия. Вы можете возразить, что «не везло», или стороны не были заинтересованы друг в друге, или не хватило времени чтобы понять язык друг друга.
Судьба дала мне возможность наблюдать глубоко погруженного в проблему практика. Он со своим коллективом стоит где-то на грани между ученым миром и миром консультантов: собирает и обрабатывает большие массивы данных, стоит зависимости, пишет свой софт, делает обоснованные экономические выкладки, считает эффекты, при этом может их представить и жаждет их внедрить. Более того, этот человек как-то сам проник в министерство, предложил свои услуги и активно включился в мыслительный процесс.
Совещание. Чел говорит: «Мы в нашем центре занимаемся этими вопросами уже несколько лет, у нас такие-то и такие-то подходы, мы их опробовали на кошках, они отлично работают».
Министерство кивает на нас и говорит: «Вот вы, возьмите его подход и посчитайте».
Дальше 2 недели без сна.
Собираем совещание, говорим: не считается. Где-то данных нет, где-то просто нерелевантно. Надо пушистость шерсти измерять, а у нас и кошки, и рыбки. Рыбки без шерсти – с кошками не получается сравнить.
Чел говорит: ну да, на рыбках мы не пробовали. Но у меня есть идея (рисует идею на бумажке).
Министерство говорит: хорошо. Кивает на нас: «Отработайте».
2 недели без выходных. Приходим, говорим: не работает.
Министерство говорит: у нас бюджетный процесс, нам через месяц надо дать результат. Спрашивает чела: вы своих кошек сколько считали?
Чел: 3 года.
Министерство: нам через месяц надо хоть что-то. Можно какую-то лайт-версию, что-то частично посчитать?
Чел: Нет. Ничего за месяц сделать нельзя. Я думал, что у нас ещё полгода в запасе, и 100500 обезьян для отработки моих идей.
Министерство: нам надо через месяц. Нам бюджет сдавать.
Немая сцена.
Робко вылезаем мы: «Эээ… Знаете, мы еще месяц назад предложили, что можно сделать…»
Министерство: сделайте что-нибудь и доложите.
Т.е. если ученый (ну почти ученый, онаученный консультант, так скажем) практически ориентирован, молод, инциативен и глубоко в своей теме, то, как оказалось, этот вариант ещё хуже деда «доколе» и препода «я вам устрою лекцию как устроен мир».
Потому что у него есть вера в свои идеи, у него есть какие-то результаты, он первый раз доходит до стадии, когда его результаты реально можно применить, и применять их заставляют не его, а сотрудников министерства или подведомственных учреждений. И вся косяки падают на них (т.е. на нас). И у человека нет никакого представления о бюджетном процессе, обо всей внутренней чиновничьей кухне, он честно не понимает, почему когда можно сделать хорошо и долго, от него требуют сделать плохо и быстро? На дедлайны ему пофиг, потому что это _наши_ дедлайны.
Нам остаётся только завидовать, что он работал над своими кошками 3 года, и пытаться объяснить, что у рыбок всё по другому, и на рыбок трех лет ни у кого нет.
Мне казалось плохой ситуация, когда ученый что-то предлагает, его посылают, и он умывает руки, считая что на этом его сфера ответственности кончилась.
Оказалось, что инициативный ученый, способный очаровать руководство – хуже. Потому что вместо изучения, что в его модели не так, он предлагает ее раз за разом с минимальными переделками в стиле «ща на коленке нарисую новую схему».
Мораль истории видимо в том, что между научным сообществом и властями должно быть промежуточное звено: переводчики, медиаторы, какие-то люди, способные понимать и тех, и других. Я читал, что в «предпринимательских» университетах типа массачусетского технологического есть специальные должности для таких людей. Причем роль этих людей должна быть не подчиненная (нам тут накидали идей, отработайте-ка), а руководящая, по крайней мере на уровне конкретного проекта.
Мы стихийным образом заняли это место и стараемся «сводить» идеи отраслевиков и ограничения чиновников. Но с учетом сложившихся взаимоотношений («Да они бесполезные!» àß «Да они вредители!») и того, что проблема посредника (переводчика, медиатора), кажется, вообще не отрефлексирована в структурах исполнительной власти, одних только наших сил явно не хватит.